Анна с родителями сидела на скамье перед дверью директора. Она немного сутулилась и обеими руками держалась за сидение. Нет, она не натворила ничего плохого, она вообще ещё не обучалась в этом пансионате. Она и её родители пришли записаться в этот “пансионат правды”. Почему его так называли никто не рассказывал, даже ученики, которые уже обучались в школе. Люди, открывшие этот смешанный пансионат несколько десятков лет назад и не представляли каким будет приём в школу в отдалённом будущем. Так школу начали называть родители между собой, потому что они все присутствовали при собеседовании. Почему собеседование проводил лично директор? Скажем так, ему очень нравилась процедура.
Анну и её родителей вызвала в кабинет секретарь директора. Первые пару минут директор обсуждал обучение в школе, также он рассказал, что они уже знали: мальчики и девочки живут в разных зданиях. За тем, чтобы ученики разных полов не посещали друг друга “строго следили” (на этих словах директор не смог сдержать улыбку). Директор вызвал Анну на середину обширной роскошной комнаты. Сначала он задал ей пару общих вопросов о том чем она увлекается и правда ли она хочет учиться в закрытом лицее с углублённым изучением предметов. Анна ответила, что её друзья во время каникул очень нахваливали это учебное заведение, но не говорили почему — “сама увидишь, если поступишь”. Директор улыбнулся ещё раз. Нет, не подумайте, эта улыбка не была злой. Четырнадцатилетняя девочка уже сдала вступительные экзамены, результат был не превосходный, но вполне достаточный для поступления.
— Итак, юная леди, мне нужна твоя искренность, поэтому давай проверим насколько ты честна. Скажи сколько раз в неделю мастурбируешь?
Глаза родителей и самой Анны расширились от удивления, и она подняла свой взгляд с пола на директора.
— Простите?
— Сколько раз в неделю ты ласкаешь себя? Шликаешь или как вы там сейчас это называете
Отец Анны встрял:
— Простите, но зачем вам это знать?
— Дальше у меня есть очень серьёзный опросник, и мне нужны настоящие ответы. Это из-за того, о чём вам говорили при поступлении в школу.
Родители вспомнили что им говорили про обязательные инъекции лекарств и замолчали.
— Итак, — продолжил директор, взяв со стола ручку и какую-то лежавшую папку, — юная леди, мне нужен ответ.
Анна покосилась на отца и мать и опустив голову ответила:
— Я этого не делаю, сэр.
— Ясно, значит правду ты отвечать не хочешь, жаль.
Директор отложил раскрытую папку с личным делом и опросником, а также ручку, открыл верхнюю полку своего стола и, посмотрев туда, достал шприц и одноразовые ватки в пакетиках. Мужчина встал из-за стола и пошёл в сторону Анны. Она прикрыла грудь рукой и отстранилась.
— Не волнуйся, это кое-что, что поможет тебе отвечать правдиво.
Девушка сделала пару шагов назад:
— Что это такое? Я не буду.
— Послушай, твои родители дали согласие на то, чтобы тебе сделали укол. Если ты не захочешь сама, тебя будут держать родители. Поверь, это для твоего блага.
Анна посмотрела на своих родителей с просьбой о помощи на лице, но её мама и папа просто кивнули. Анна тихо согласилась и опустила руки. Директор подошёл к спине девушки и попросил её приспустить её приталенные брюки и трусики. Девушка расстегнула пуговицу на брюках, опустила молнию и немного опустила сзади одежду, директор задрал её блузку, и небольшой кусочек её попы предстал его глазам. Белоснежная кожа и маленькая попа — директор обожал миниатюрных девочек, Анна вся была худой, хотя грудь была полуторашного размера. Мужчина был уверен, что на животике Анны нет ни грамма лишнего жира. Он разорвал пакетик с ваткой, протёр место укола, снял колпачок и попросил Анну, сжавшую ягодицы отвернуться и расслабиться. Как только девушка выполнила просьбу, иголка вошла в ягодицу, которая опять непроизвольно сжалась и Анна вдохнула полную грудь воздуха. Лекарство ушло в тело, директор вытащил иголку и сразу положил ватку на место укола. Анна прижала ватку пальцами, и мужчине открылся вид спереди. У Анны росли прекрасные волоски на лобке, а ещё она носила чёрные трусики, которые, скорее всего, не прикрывали низ её попы. “Однако, откровенно для четырнадцати лет. Ничего, в этом нет ничего плохого. Надо каким-нибудь образом снять с неё штаны“. Девушка, поняв, что её самое нежное место видно мужчине, быстро поправила трусики и штаны, всё ещё держа ватку. Директор медленно пошёл к своему столу и, выкинув шприц и использованный пакетик с ваткой в мусор, сел за него.
— Итак, Анна, только что я сделал тебе укол, это была сыворотка правды, — девушка на этих словах опять испуганно посмотрела на директора, — Она очень скоро подействует. Я хочу, чтобы ты просто отвечала на вопросы. Мы делаем укол с сывороткой каждому ученику, потому что никто из вас не хочет отвечать честно, а перед тем как пустить вас в наш лицей, вам нужно сделать другие уколы, которые помогут вам лучше сосредоточиться на учёбе. У нас всё-таки усиленное обучение, и мы гордимся своей программой. Когда вы поступите в свои Кэмбриджи и Сарбоны, вы уже будете знать часть их программ. Не бойся, сыворотка будет действовать только два часа.
Директор развёл этот монолог, чтобы лекарство успело подействовать.
— Когда у тебя день рождения?
— 2 ноября, — ответила Анна без промедления, чему сама была удивлена
— Умница. А теперь к предыдущему вопросу: сколько раз в неделю ты мастурбируешь? — директор вспомнил, что если бы Анне было 12 или меньше, он бы спросил до какого возраста она писалась в кровать, ни одна девочка не признается когда она перестала это делать, также как ни одна девушка не признается перед посторонним мужчиной как часто она шликает. Это был беспроигрышный вариант.
— Ка… каждые четыря дня, сэр, — Анна покраснела и уставилась в свою обувь
— И что же ты себе представляешь?
— Чаще всего я представляю, как меня ласкает мой бывший парень. Он расстёгивает мои шорты, запускает руки в трусики и ласкает мою киску, хотя я прошу его это не делать.
— Вот даже как?
— Потом он поднимает мой лифчик и гладит мою грудь. Я не могу его остановить, его руки сильнее моих. Грэгори уже так делал в реальности. Я просто вспоминаю его приятные руки и нежные поцелуи.
— Анна! — воскликнула мать Анны, а её муж густо покраснел
— Что ж, — продолжил директор, — я вижу, что лекарство действует. Продолжим.
Директор что-то записал в форму-опросник и подумал, что вместе лекарство для послушания должно быть в той форме, что увеличивает либидо. Девочка должна мастурбировать раз в день или два, эта же делает это реже. Анна чувствовала себя голой, она густо покраснела, и ей казалось, что она совершенно беззащитна перед этим мужчиной.
— Итак, следующий вопрос: а что самое странное, что ты себе представляла во время мастурбации?
— Порку, сэр. Я интересуюсь поркой. Я иногда представляю, что я дворянка из XVIII века, которая переоделась в простую девушку, я специально что-то краду у конюха, за что он привязывает меня к скамейке, задирает мне юбку и спускает трусы, куда-то уходит. Я лежу привязанная с голой попой в ожидании порки, мне так стыдно, он возвращается и говорит, что подходящих розг во круге нет и вместо порки розгами, он высечет меня вожжами на этой самой скамейке. Мне становится страшно, потому что я не рассчитывала на такой инструмент, но слышала от девчонок, что он в несколько раз больнее ивовых розг, я кричу, что мне очень стыдно и извиняюсь перед ним, но он на моих глазах развязывает лошадиную упряжь, вытаскивает оттуда вожжи, подходит ко мне и начинает меня пороть. Я визжу, мне очень больно от порки по голой попе, и я не могу закрыться или остановить его, даже если захочу. Я пытаюсь крутиться, но мои ноги, руки и поясница привязаны к скамейке, поэтому каждый удар вожжами по моему мягкому месту пробирает меня насквозь, раз за разом, один за другим. Я про себя жалею, что пришла, ругаю за то что я такая дура и что у меня такая маленькая попа, на которой почти нет жира, поэтому я так хорошо чувствую каждый удар. Я пытаюсь напрягать ягодицы, расслаблять их, крутить по всякому, но ничего не помогает и боли с каждым разом становится всё больше. Под конец я визжу во всю глотку, не останавливаясь. После этого унижения, он развязывает меня, и я зарёванная ухожу из конюшни.
— У вас хороший литературный слог, юная леди. Часто себе представляете себя гордой дворянкой?
— Это мой любимый сценарий на тему порки. Когда конкретно этот мне надоедает, я представляю, что возвращаюсь к конюху в своей дворянской одежде. Он пугается и боится за свою жизнь, после чего я кротко благодарю его за воспитание и говорю, что те вожжи очень хорошо отразились на моём поведении, и теперь этот конюх должен постоянно справляться о том как я себя веду с окружающими и пороть меня, если потребуется. Конюх не верит, что я говорю это всерьёз, поэтому я протягиваю ему ведёрко с розгами, которые приготовила заранее. После чего я ложусь на скамейку и прошу его выпороть меня как в прошлый раз. Потому что если он этого не сделает, я всё расскажу своим родителям. Когда он связывает меня и поднимает юбку, я говорю, что он должен высечь меня как обычную девчонку, даже если я буду просить его остановиться. Он берёт первую розгу, я сглатываю и слышу свист. Первый же удар розги заставляет меня просветлеть и понять, что я зря его просила. Я оборачиваюсь и прошу бить не так сильно, на что получаю ещё один удар по голой попе и ещё и ещё. Через некоторое время первая розга ломается, я уже реву и прошу его остановиться, говорю, что мне достаточно. Он молча берёт следующую розгу, и я визжу и трясусь от боли под ней...
— Всё, достаточно. Я понял вашу любовь к порке и то, юная леди, как сильно вы хотите получить розгами по попе. Можете не продолжать.
Эта фраза вогнала Анну в краску ещё сильнее, она положила руки на горевшие от смущения щеки. Ей ещё ни разу не было так стыдно, никто ни разу не спрашивал как часто она мастурбирует или что представляет. Она не знала как теперь будет говорить с отцом и матерью, когда они знают про неё такие вещи. Ей даже взглянуть на них было стыдно. Директор же записал в личное дело про её фетиш. Теперь каждый учитель или медсестра в школе будут знать что эта юная девушка представляет себе во время одиноких ласк.
— Ваши родители вас когда-нибудь наказывали?
— Нет, сэр. К моему сожалению, мой отец никогда даже не шлёпал свою дочь по попе. Грэгори я тоже не рассказывала, мне было бы очень стыдно, если бы кто-то узнал о моих мечтах. Я и сейчас готова умереть от стыда, лишь бы вы прекратили меня про это спрашивать.
— Что ж, пороть вас, похоже бесполезно, — сказал директор, сделав акцент на слове “пороть” (отчего у девушки усилились мурашки в животе) и засмеявшись, — давайте продолжим. Что самое плохое, что вы сделали в своей жизни, и о чём не знают ваши родители.
— Я, — девушка зажала себе рот руками, которые стали трястись и опускаться против её воли, — украла… из сумочки матери… тысячу фунтов, когда мне было двенадцать…
— Анна! — вновь воскликнула мать
— Мам, прости, мне очень стыдно за это.
— Посмотри мне в глаза
Девушка подняла глаза и посмотрела на родителей. Они, как и она были красными от смущения. Анна опять почувствовала себя будто она стоит голой перед людьми, делающими с ней всякие эксперименты. Пока мать и дочь выясняли отношения, директор поправлял свои ноги, потому что вставший от фантазии девушки член, очень мешал ему сидеть. Впрочем, мужчина заметил, что её отец занимался тем же самым.
— Мэм, — встрял в разговор глава учебного заведения, — не волнуйтесь. Мы её как следует за это накажем. Успокойтесь. Сыворотка правды очень хорошо работает. Да, Анна? Впрочем, тебе нужно будет сделать ещё несколько уколов. А для этого я должен продолжить задавать тебе вопросы.
Следующие вопросы были о поведении Анны (в реальной жизни, а не её девичьих фантазиях о порке), о том считает ли она, что справится с усиленной программой. Анна совсем не была бунтаркой, что свойственно детям в переходном возрасте, значит укол послушания должен быть с минимальной дозой ингридиента “послушания”.
— Дорогая Анна, и последний вопрос, как часто ты хотела ходить в общежитие мальчиков, чтобы… общаться с ними поближе?
— Я хотела, если я влюблюсь в кого-нибудь из учеников, лазить к мальчикам раз в две недели. Я нашла в Интернете план школы, сэр, и знаю как пробраться, чтобы меня не заметили.
— Анна, — в очередной раз за день закричала мать, сегодня она узнала о дочери много нового.
— Если я не полюблю никого, то никакого петтинга, — на этом слове девушка запнулась, и на её щеках опять усилилась краснота, — мне от них не хочется. Женское тело только для любимого парня. Так меня учила моя мать.
— Кэтрин! — воскликнул отец девушки, — ты чему учишь нашу дочь?
Директор опять рассмеялся и сказал:
— Что ж, Анна, ты принята. Но сначала последняя неприятная для тебя процедура.
Директор вновь открыл верхнюю полку и заглянул туда: куча шприцов без надписей, но с наклейками, на которых разноцветные параллельные линии, нарисованные маркерами. Итак, “дополнительная агрессия” не нужна, она для хороших мальчиков (то есть слюнтяев), “усиление либидо для девочек на два пункта” — слишком сильное, предназначено для тех, кто мальчиками совсем не интересуется; “усиление либидо для девочек на один пункт” — самое то, про себя мужчина ещё раз обозначил факт, что этот укол подействует только к завтрашней ночи, а сегодня суббота, и Анна пока может просто привыкнуть к обстановке. “Смелость” в сторону; увеличение концентрации — у Анны синдрома дефицита внимания нет, в сторону; “послушание на один пункт” — и вот второе лекарство. Директор посмотрел на остальные наполненные шприцы, вздохнул и про себя пожаловался, что укол увеличения интеллекта так и не изобрели. К сожалению, усиление либидо на один пункт и увеличение послушания на один не шли в одном шприце, значит уколов будет два. Директор положил два выбранных шприца на стол и три ватки, одну про запас.
Он закрыл ящик и встал из-за стола, не глядя взяв укол “либидо”, оставив второй шприц на столе. Директор подошёл к Анне и попросил ещё раз спустить штаны. Анна горько вздохнула, мужчина спросил боится ли она, на что она ответила “я просто не хочу вам показывать свою голую попу, сэр”. Директор потянул её брюки с трусиками ниже, чем это сделала Анна и ниже чем нужно было для укола. Он протёр ваткой ягодицу, в которую ещё не делал уколов, прицелил шприц, воткнул его и ввёл лекарство. В этот раз Анна даже не напрягала попу. Вытащив шприц, он приложил вату к месту укола, пошёл к столу за следующим шприцем. Выкинув этот в мусорку, он взял со стола “послушание” и опять направился к Анне. Родителям Анны он бросил “возможно, вы заметите некоторые изменения в поведении дочери после этого укола”. И тут Анна спросила:
— А что это за уколы?
— Кое-что, чтобы ты лучше училась.
— Нет, погодите, а что это такое? В-вы, что… вы используете уколы для послушания?
“Вот чертовка, догадалась-таки про лекарства! А никто до неё не догадывался. Вступительные экзамены в нашей лицей надо менять. Были бы правильные, у этой была бы максимальная оценка.” — подумал про себя директор. Он сделал ещё шаг к Анне, она быстро натянула штаны и громко запротестовала: “Я не хочу! Я не буду, я вам не кукла”. Она стала отходить от директора. “Ну всё, не дастся. Вот я идиот, надо было сначала сделать ей укол послушания. А может, так даже лучше, сейчас спущу с неё штаны.” Девушка развернулась и побежала к выходу из комнаты, мужчина сделал несколько быстрых шагов к девушке, и прыгнул на неё. Он упал, зацепившись за её талию рукой, девушка рухнула с ним. Он закричал родителям: “Помогите! Подержите её”. Отцу Анны это не понравилось, и пока он раздумывал, Кэтрин, его жена, уже бежала на помощь к директору. Слёзы отчаяния и обиды лились из глаз Анны: “Нет, отпустите. Не надо! Не хочу!”, она билась ногами и вцепилась в свою брюки. Кэтрин села на ноги дочери, директор обратился к отцу “Ну помогите же, ну что же вы сидите?!”. Отец подбежал к ним, “Держите ей руки” — сказал директор. Отец Анны и директор смогли отцепить намертво прицепившиеся к штанам пальцы плачущей и визжавшей девушки. Отец загнул их за спину и держал там. “Папа, мама, пожалуйста, не надо этого укола, я буду вести себя хорошо”. “Ты будешь вести себя ещё лучше, прямо как паинька”, — подумал директор, но вслух этого, конечно, не сказал.
“Держите её покрепче”, — директор схватился за приталенные брюки Анны и спустил их до колен, открывая попу девушки. Как он и думал, чёрные трусы не закрывали низ её задницы, но для укола нужна верхняя внешняя часть, а не нижняя, директор пальцем поддел трусы и немного приспустил их, открывая место, в которое уже кололи. Быстро разорвав пакет с ватой, он протёр место для укола — всё же безопасность самое важное. Её задница сжималась, расслаблялась и вертелась во все стороны лишь бы ей не сделали укол. Анна отчаянно пыталась высвободиться, она крутила задом и так и сяк, забыв о стыде. Директор замахнулся шприцем, прицелился, хоп и игла внутри ягодицы. Анна выкрикнула “Не надо! Ай!” и заревела пуще прежнего, поняв, что родители её предали, а её характер, самую её сущность, насильно меняют против её воли, теперь она будет вести себя как кукла. Она чувствовала, как в её оголённую беззащитную попу заливали лекарство, но боль в её мягком месте не могла сравниться с болью в душе. Сделать было уже ничего нельзя, и девушка расслабилась, уткнувшись лицом в пол и продолжая плакать. Она почувствовала прикосновение ватки, как выходит шприц, и как директор растирает ей ягодицу, чтобы лекарство лучше всосалось, укол был сделан. Директор надел ей штаны обратно, родители тоже отпустили свою дочь, она встала, натянула и поправила брюки и трусы. Мама подошла к своей дочери, чтобы обнять её, но та со злостью посмотрела на маму и папу и выкрикнула: “Вы мне больше не родители”. Её отец замахнулся рукой, чтобы отвесить оплеуху дочери, директор схватил его за руку и сказал: “тихо, тихо, тихо, успокойтесь, она просто рассержена, всё в порядке. Выйдите из комнаты, дальше ей займёмся мы.”
Родители вышли из комнаты. Директор положил руку девушке на спину и повёл её к скамейке, где сидели родители. Они сели и директор сказал:
— Всё в порядке. Ничего страшного не произошло. Всем нашим ученикам сделали такой же укол, и все здоровы. Сыворотка правды скоро пройдёт, и в твою частную жизнь никто не полезет. Ты очень умная девочка, раз догадалась что за уколы мы делаем. Не волнуйся, ты будешь слушаться только людей, от которых ты чувствуешь что должна исполнять их приказы. Это медсёстры, учителя и заведующие общежитиями. Ученики или посторонние тебе ничего приказывать не смогут, — Директор погладил девочку по голове, — Успокойся, вытри слёзы, возьми свои вещи и иди к секретарю. С этого дня ты учишься у нас.
— А что это за первое лекарство, которое вы мне ввели?
— О, это секрет, но скоро ты о нём узнаешь.
Девушка посидела ещё пару минут, вытерла слёзы с лица платочком, взяла свои вещи и вышла из кабинета, чтобы зайти в соседний, к секретарю. Родителей в прихожей больше не было, девочка осталась сама по себе.
